В XX век Россия вступила главной нефтедобывающей страной мира. В 1901 году на её долю приходилось 52 % мировой добычи нефти
В XX век Россия вступила главной нефтедобывающей страной мира. В 1901 году на её долю приходилось 52 % мировой добычи нефти — 706 миллионов пудов, по сравнению с 555 миллионами пудов в США; добыча в 13 остальных нефтедобывающих странах была на этом фоне пренебрежительно мала. Россия поставляла огромное количество керосина в Европу, прежде всего, в Англию. Но, главное, России требовалось много нефтепродуктов для внутреннего рынка. На мазуте ходило больше российских локомотивов, чем на угле — нигде в мире такого не было. В основном на мазуте работала промышленность не только Поволжья, но и Центрального района, на нефтетопливе работал весь каспийский и волжский флот. Но вскоре начались странные события. 1 июня 1903 года в Баку, где добывалось тогда почти 9/10 российской нефти, разразилась всеобщая стачка без каких-либо сформулированных требований к администрации. (После 1917 года большевики задним числом приписали организацию стачки себе, чего, разумеется, не было). На промыслах запылали пожары. Пламя пяти крупнейших скважин поднималось выше ста метров. Сгорел почти миллион тонн нефти, цифра по тем временам неслыханная. В следующем, 1904, году сгорели 225 вышек. Но это была лишь прелюдия. В феврале 1905 на промыслах вспыхнули национальные столкновения. Неведомо откуда взявшиеся мусульманские студенты-богословы из Персии возглавили избиение работавших на промыслах армян и поджоги, после чего беспорядки перекинулись в город. Казаки восстановили спокойствие, но успело сгореть свыше половины производительных скважин и около 2/3 буровых.
Экспорт нефтепродуктов из России упал втрое, Россия утратила английский и другие рынки, которыми тут же завладел Рокфеллер. Забастовки сразу прекратились. Какие силы стояли за бакинскими событиями, не выяснено по сей день. В 1906 году США уже добывают вдвое больше нефти, чем Россия. Спад нефтедобычи приводит к топливному голоду в России, её железные дороги забиты угольными перевозками.
Положение могло спасти быстрое распределение новых, уже разведанных нефтеносных участков среди добывающих компаний. Схема была простая и здравая: участок выставлялся на торги с условием, что его получит тот, кто предложит казне больше добытой нефти. И сверх этого — никаких налогов, никакой арендной платы. На участках с легкоизвлекаемыми запасами фирмы были готовы передавать казне до 70 % добычи — тут вам и рента, тут вам и экспортные пошлины, распределяйте сами. И тем не менее, начиная с 1903 года, сперва скупой Сенат, а затем жадная Дума в течение 11 лет (и каких лет! — когда решалось, кто выйдет победителем в уже неотвратимой мировой войне) не утверждали или отменяли результаты торгов, тянули с принятием закона о сдаче казённых земель в аренду — и всё это на фоне топливного голода. Вам это ничего не напоминает? В 1913 году правительству (которое постоянно показывало себя в вопросе об энергоресурсах куда дальновиднее и прогрессивнее Думы) не удалось провести через Думу даже решение об использовании казённых нефтеносных участков для нужд флота!
Особенно губительными стали последствия перехода с мазутного на угольное топливо в годы Первой мировой. Они сыграли свою роль в приближении катастрофы 1917 года. К этой дате вторым после Баку нефтедобывающим районом Российское империи стал Грозный. Едва в Петрограде утвердилось Временное правительство, на грозненские нефтепромыслы стали нападать абреки. При царе почему-то не нападали. Телеграммы в столицу с требованиями прислать военную охрану оставались без последствий из-за сложных интриг в коридорах новой власти. Тем, кто рвался к её вершинам, было выгодно показать неспособность тех или иных высших лиц защищать государственные интересы.
Вскоре после большевистского переворота в Грозном завязалось настоящее сражение между частями вернувшегося с фронта Чеченского конного полка так называемой Дикой дивизии и местными казаками. Сражение закончилось погромом немногочисленных тогда чеченцев Грозного и их изгнанием из города. В ответ 23 ноября 1917 сформировался чеченский Национальный комитет во главе с шейхом Дени Арсановым. Грозный, спешно обнесённый колючей проволокой под током высокого напряжения и опоясанный окопами, превратился в осаждённую крепость. Нефтедобыча полностью остановилась.
Обе стороны показали себя не с лучшей стороны. Казаки, заманив Арсанова на переговоры, убили его вместе с 50 мюридами. Абреки же разгромили и подожгли всё, до чего смогли добраться. Им удалось поджечь Новые промыслы и разрушить нефтепровод Грозный—Петровск-Порт (ныне Махачкала). Осада была снята только шесть месяцев спустя, когда власть в городе перешла в руки большевиков — чеченцы были на их стороне. Шесть же нефтяных фонтанов пылали полтора года, их удалось погасить лишь в мае 1919-го после утверждения в регионе Добровольческой армии Деникина. В фонтанах сгорело нефти на сумму, равную четверти годового бюджета Российской империи.
Страшный эпизод, связанный с нефтью, произошёл несколько раньше у станции Шамхор в Закавказье. После подписания перемирия 2 (15) декабря 1917 года русские войска начали покидать Кавказский фронт. Власть в Закавказье в это время уже перешла в руки Краевого центра Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов во главе с эсером Ноем Жордания. Он разослал местным Советам такие телеграммы: «Ввиду того, что воинские части, уходящие в Россию, забирают с собой оружие… принять меры к отобранию оружия у отходящих частей». Историк В. П. Булдаков описывает случившееся по материалам грузинской следственной комиссии: «Уходящие с фронта русские войска оставляли часть оружия армянам, вынужденным более других думать об опасности турецкого вторжения. Это нервировало азербайджанцев. 9 января 1918 года у станции Шамхор один из воинских эшелонов был остановлен грузинским заградительным отрядом с бронепоездом, начальник которого проявил излишнее рвение. В течение двух суток, пока шли переговоры, к станции съехались, с одной стороны, тысячи азербайджанских крестьян, рассчитывающих на свою долю оружия, с другой — ещё три воинских эшелона. Началась стрельба. Фронтовики, без сомнения, расчистили бы себе путь артиллерийским огнём, но один из снарядов угодил в огромный резервуар с нефтью. Горящая нефть хлынула в низину, где расположились со своими подводами азербайджанцы. Вскоре взорвалось ещё несколько ёмкостей с горючим, после чего пламя охватило и часть вагонов, в том числе во встречном пассажирском поезде, следовавшем в Тифлис. Количество убитых и заживо сгоревших с той и другой стороны так и не удалось подсчитать, но жертвы исчислялись тысячами.
Драматические события развёртывались и в Баку. С подписанием в марте 1918 года Брестского мира Кавказский фронт окончательно прекратил своё существование. С уходом русских войск турки заняли в апреле уступленный им Лениным Батум, где были большие запасы нефтепродуктов, после чего двинулись на Баку. Официально турки уверяли, что наступление ведёт «Армия Ислама», состоящая наполовину из азербайджанцев-мусавватистов, наполовину из турецких добровольцев, а вовсе не регулярная турецкая армия. Знаменитые 26 комиссаров, державших власть в городе, пытались бежать в Астрахань («без сдачи отчёта об израсходовании народных денег»), и власть взяла «Диктатура Центрокаспия» во главе с офицером-меньшевиком Садовским.
Баку удалось удерживать до 15 сентября 1918 года. Туркам, как и всем остальным, кружил голову запах нефти. Забыв сказку об «Армии Ислама», они перебросили на бакинское направление войска с Месопотамского, Сирийского и Балканского фронтов. «Центрокаспию» не помогло и английское подкрепление из Персии, Баку пал. Как в средние века, город на три дня был отдан солдатне. В Баку погибло от 15 до 35 тыс. чел, преимущественно армян, но промыслы пострадали мало: их берегли все участники сражений.
Те месяцы, в течение которых Баку держал оборону, оказались роковыми для Германии. Возьми турки Баку хотя бы тремя месяцами раньше, последнее и решающее немецкое наступление на Западном фронте, начатое 15 июля, вполне могло оказаться успешным. Однако из-за отсутствия поставок топлива от турок, на чём строился расчёт, оно захлебнулось в августе. Не спасла бакинская нефть и самих турок. В октябре они подписали Мудросское перемирие и убрались из Баку. На их место заступили англичане — 30-тысячная армия, занявшаяся исключительно охраной промыслов и трубопровода на Батум. Уже через месяц английский флот до самого Гибралтара обслуживался бакинскими нефтепродуктами. Англичане покинули Баку осенью 1919 года, так как Парижская мирная конференция передала «мандат» на Азербайджан Италии. В Баку готовились принять новых суверенов, но в Италии к тому времени уже пал кабинет Витторио Орландо, подававшего соответствующую «заявку», а новое правительство Франческо Нитти решило не искать себе приключений на Кавказе.
Тем временем нужда большевиков в бензине, керосине и мазуте достигла предела. Ленин приказал отбить Грозный у белых во что бы то ни стало. 28 февраля он шлёт в Реввоенсовет Кавказского фронта телеграмму редкой даже для него откровенности: «Смилге и Орджоникидзе. Нам дозарезу нужна нефть. Обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы, и наоборот — даруем жизнь, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости». Угроза подействовала. Грозный был взят без новых поджогов, 4-ю Трудармию немедленно бросили на восстановление нефтепровода Грозный—Петровск-Порт, а Красная Армия двинулась на взятие Баку и ликвидацию независимости Азербайджана. После нескольких месяцев независимости Азербайджан был занят большевиками и на 70 лет стал советским.
Связан с нефтью и проект «Алгемба». Среди множества безумных проектов советской власти это один из самых безумных. «Алгемба» — сокращённое название направления Александров-Гай (конечный пункт железнодорожной ветки от Саратова на юго-восток) — Эмбенские нефтепромыслы. Это свыше 500 вёрст гиблых солончаковых пустынь, и здесь десятки тысяч людей (Первая Трудовая, Четвёртая Трудовая, Вторая Революционная трудовая армии) вели с декабря 1919 до июля 1921 в «военно-срочном порядке» изначально бессмысленную прокладку деревянного (!) нефтепровода. Тысячи несчастных нашли свой конец в солончаках. Инициатором и главным мотором всей затеи от начала до бесславного конца был Ленин. Экономисты доказывали полную дикость всей затеи, инженеры говорили, что давление разорвёт деревянные трубы, но тщетно. Идиотическое строительство продолжалось 19 месяцев, после чего без объяснения причин было резко брошено.
Уже в наши дни историки выдвинули два объяснения. Первое: выяснилось, что «из высших государственных соображений» некоему кругу лиц было разрешено тратить «в интересах строительства» огромные суммы наличных денег вне контроля Рабоче-Крестьянской Инспекции. То есть вся затея могла прикрывать беспримерную воровайку. Есть предположение о преступном сговоре Ленина с известным железнодорожным деятелем Ю. В. Ломоносовым, его главным доверенным лицом по «Алгембе». Похоже, именно Ломоносов обеспечивал Ленину один из его финансовых каналов на Запад. Выехав по заданию Ленина в 1920 году в Швецию, Ломоносов обратно уже не вернулся. Возможно, он держал зарубежный общак большевиков — один из многих общаков, которые советские вожди, не полагаясь только на банковские счета, завели на случай каких-то неожиданностей у доверенных лиц в Европе и Америке.
Второе объяснение: Ленин боялся Фрунзе. Он посылал его то против оренбургских казаков, то на усмирение Семиречья, то на завоевание Бухары, каждый раз в страхе, что тот, вернувшись, возьмёт власть в свои руки. И чтобы застраховаться Ленин уложил преданную Фрунзе Четвёртую армию (преобразованную во Вторую Революционную трудовую) в солончаках.
Впрочем, одна причина не исключает другую.
На нашем Дальнем Востоке, а именно на Сахалине, тоже была нефть. В 1910 году было создано «Петербургско-Сахалинское нефтепромышленное и каменноугольное общество», и в северной части острова появились нефтепромыслы. 22 апреля 1920 года, воспользовавшись российской гражданской войной, японцы высадили в Александровске двухтысячный десант и установили свой контроль над Северным Сахалином, а главное — над сахалинской нефтью, к добыче которой они вскоре приступили.
Заняв в октябре 1922 года Владивосток, большевики установили контроль над всей российской территорией, кроме северной части Сахалина (южную часть острова Япония занимала на законных основаниях, согласно Портсмутскому договору 1905 года). Заставить японцев вернуть захваченное было нереально, и в 1923 году Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о том, что переход Северного Сахалина под суверенитет Японии должен быть оформлен как его продажа. В те годы большевики готовы были продать всё, на что найдётся покупатель.
Предложение было сделано сперва на неофициальном уровне, в виде пробного шара, но не встретило восторга в Токио: японцы пожадничали покупать то, чем и так владели. Дело заглохло примерно на год, в течение которого произошло много событий: большевистское правительство было признано Китаем, основными европейскими странами и рядом малых, началась гонка за лесными, асбестовыми, марганцевыми, угольными, нефтяными и прочими концессиями на территории СССР. Япония, не поддерживавшая с Москвой дипломатических отношений, могла не попасть к пирогу. И Токио решил восстановить геополитический баланс, срочно уладив отношения с СССР. В Пекине начались советско-японские переговоры, увенчавшиеся 20 января 1925 года подписанием договора об установлении дипломатических отношений и уходе японцев с Северного Сахалина. В 1925 году они оттуда ушли, получив в виде утешительного приза концессии на добычу нефти и угля на Сахалине на 45 лет. Если бы договор был выполнен, японцы добывали бы на Сахалине нефть и уголь до 1970 года.
Вскоре большевики начали здесь, параллельно с японцами, собственную добычу нефти, был создан государственный трест «Сахалиннефть». В 1940 году в предвидении скорой войны с острова на материк была начата прокладка нефтепровода Оха—Софийское-на-Амуре, частично по морскому дну. Строительство продолжалось два с половиной года, его описание дано в романе Василия Ажаева «Далеко от Москвы» (Сталинская премия по литературе за 1949 год).
26 ноября 1941 года из гавани Хитокапу на курильском острове Итуруп (одном из тех, на которые ныне претендует Япония) вышло японское авианосное соединение, под завязку заправленное сахалинским топливом. 7 декабря самолёты, поднявшиеся с этих японских авианосцев, разгромили в Пёрл-Харбор главные военно-морские силы США на Тихом океане. До августа 1945 года СССР сохранял с Японией договор о ненападении, а японцы в это время не на жизнь, а на смерть воевали с его главными союзниками — США и Англией. Воевали в том числе на сахалинской нефти. Союзники не раз обращали внимание Сталина на столь странное положение вещей. В марте 1944 года за два месяца до открытия второго фронта советская сторона, наконец, расторгла концессионные договоры с Японией, но осадок у союзников остался.
Невозможно обойти роковую роль нефтяного фактора и в решении Гитлера напасть на СССР. 28 июня 1940 года после предъявления Румынии ультиматума очистить бывшую Бессарабскую губернию Красная Армия заняла спешно покинутую румынской армией и администрацией территорию между Днестром и Прутом и оказалась в 250 километрах по прямой от румынских нефтепромыслов Плоешти. Гитлер, который откупался от войны на два фронта столь дорогой ценой — отдавая большевикам Прибалтику, почти пол-Польши и куски своей союзницы (!) Румынии — вдруг почувствовал себя шахматным игроком, проморгавшим исключительно опасный ход партнёра. Танковый бросок Красной Армии мог оставить Германию без нефти — ведь единственным близким источником нефти для рейха были именно плоештинские промыслы. И вдруг, в тот момент, когда вся немецкая армия занята во Франции и Бельгии, происходит столь грозное приближение потенциального противника к источнику жизни. При первой же возможности 7 октября 1940 года немцы взяли Плоешти под свой военный контроль, но ощущение смертельной опасности преодолено не было. Воевать на одном синтетическом бензине, как показывали немецкие расчёты, было невозможно, требовались природные ГСМ, особенно смазочные масла.
Если бы не нефтяной фактор, возможно, Гитлер не напал бы на СССР 22 июня 1941 года. (Совпадение: в 1812 году Наполеон напал на Россию тоже после того, как Кутузов занял Бессарабию, отбив её у турок). Ведь к лету 1941-го фюрер, только что проигравший воздушную «Битву за Англию», уже начал увязать на Балканах и в Африке. Мало того, он не обезопасил (путём захвата Гибралтара, Суэца, Крита, Мальты и Египта) открытое для вторжений с юга средиземноморское «мягкое подбрюшье», и в этих условиях, по всем законам здравого смысла не должен был лезть ещё и в русский капкан. Подписывая окончательный приказ о вторжении в СССР, Гитлер, по воспоминаниям генералов, твердил: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». О каком ужасе без конца речь? Об ужасе топливной кастрации рейха — другого, равного по силе ужаса не просматривается.
После Второй мировой войны появилась народная примета: стоит объявить о планах строительства нового нефтепровода, пересекающего несколько стран, как на этой линии начинаются смены режимов, гражданские войны, сепаратистские движения.
17 октября 1973 года ОПЕК ввела запрет на поставки нефти в США, а для их западноевропейских союзников увеличила цену за баррель с 3 до 5,11 долларов. В январе 1974 года цена за баррель дошла почти до 12 долларов. Тридцать лет назад это была немыслимая цена. Товары и услуги стремительно дорожали по принципу домино, причём не только в странах Запада, но и в Третьем мире. Рост цен на нефть остановился было в 1977 году, когда их сбили мощные поставки из Ирана, не входившего в ОПЕК. Карты спутала иранская революция 1979 года. К 1981 году за нефть платили уже 40 долларов за баррель. Сверхвысокие цены держались около двух лет, пока Венесуэла и некоторые другие страны-производители не решили выйти за рамки экспортных квот, чтобы увеличить свои доходы. Это привело к неостановимому снижению цен — до 10 долларов за баррель к 1986 году. Но энергетический кризис западной экономики пришёл к благополучному завершению ещё тремя годами раньше, чего в СССР поначалу не заметили.
Начиная с 1973 года советское руководство только и делало, что потирало руки от радости. Оно перестало рассматривать проекты внутренних реформ, лёгкие нефтедоллары законсервировали брежневский застой. Десятилетия нефтедолларового идиотизма оказалось достаточно, чтобы советская экономика стала полностью неконкурентоспособной. Поначалу казалось, что и Запад, неостановимо сползает под откос. Остановились целые отрасли, зависевшие от дешёвой нефти. Замерли у причалов или пошли на слом трансатлантические лайнеры. Остановилось развитие сверхзвуковой пассажирской авиации; уже выпущенные «Конкорды» летали, но о новых проектах речь больше не шла. Едва не рухнул американский автопром: началась экспансия японских малолитражек, а неповоротливым американским концернам потребовались годы, чтобы на смену огромным прожорливым уродам пришли экономичные машины.
Но кризис заставил Запад перейти к энергосбережению, а оно открыло дорогу новым технологическим направлениям. В конечном итоге рыночные силы сделали своё дело, произошла незаметная извне революция: если с 1945 до 1973 мировое производство энергии на душу населения росло со скоростью 3,45 % в год, то с 1973 показатель за шесть лет не вырос ни на долю процента, а с 1979 начал снижаться на 0,33 % в год. Это снижение длится уже больше двадцати лет, и эксперты утверждают: производство энергии на душу населения упадёт к 2030 году до уровня 1930-го. В СССР же между 1973 и 1989 годами потребление энергии на каждую советскую душу не только не уменьшилось, но, в противовес мировой технологической тенденции, безобразно, более чем вдвое, выросло — с 3,16 до 6,79 тонн условного топлива. СССР рухнул не только из-за отмены Горбчёвым цензуры, но и из-за обрушения цен на нефть.
В новой России душевое потребление энергии год от года снижается, но до показателей передовых стран нам ещё далеко. У нас несоразмерно высокое внутреннее потребление энергоносителей, и мы, как при позднем Брежневе, сильно зависим от экспорта нефти. А значит, не гарантированы от новых нефтяных приключений, и не только ценовых.
(При работе над этой статьёй автор пользовался многими источниками, но наиболее интересными были работы историка А. А. Иголкина).
