Дашка сидела, зачарованно глядя на пламя свечи, рядом лежал забытый учебник истории, а перед глазами девочки стояло солнышко.
Дашка сидела и смотрела на пламя свечи.
В их маленькой деревушке, заблудившейся среди лесов, часто гас свет, особенно в зимнюю пору, когда ветер дико завывает в трубе, кружит позёмку, заметая дороги и тропинки. И долго потом ждать, когда электрики вспомнят об их богом забытой деревне, да пробьются через сугробы к трансформатору и электропроводам. Вот тогда и зажигали жители свечи и керосиновые лампы.
Даша любила смотреть, как играет пламя. Оно то вытягивалось вверх тонкой ниточкой, дрожа от Дашкиного лёгкого дыхания: вот-вот оборвется, то становилось коротеньким и толстым, как обжора, то начинало плясать, прыгать в разные стороны, как бойкая девчонка на танцах, то задумчиво махало своей красно-оранжевой ладошкой, словно прощаясь. Хотя цвет у него тоже разный: от красного до совсем белого меняется, перемигивает, и оранжевым бывает, и жёлтым. А если ещё прищуриться, то и всю радугу увидеть можно. Только не полукругом, как в небе, а круглую и всю в искорках-жемчужинах.
Даша знала, что пламя живое. Иначе бы не могло оно так плясать, так играть с девочкой, завораживая её часами. А ещё оно грело. Разве мёртвое существо может согревать? Нет, греть и радовать может только живой и любящий.
Дашка смотрела на горящую свечу, а рядом лежал забытый учебник истории. Девочка не любила историю. По этим учебникам выходило, что люди, сколько существуют на земле, только и делают, что воюют, убивая друг друга и разрушая всё, что создали. Потом очень короткое время восстанавливают разрушенное и снова воюют и разрушают. И только совсем немножко, где-то между войнами и непосильным трудом возрождения, пишут стихи, музыку, играют в театрах, поют песни... Нет, не нравилась Дашке такая история.
Девочка любила задачки по математике. Ей интересно было наблюдать, как прыгают и прячутся цифры и иксы, а она все равно разгадывает их проказы и расставляет по своим местам, словно кроссворды отгадывает. Это для её ума было то же самое, что для всего тела прыжки, кувыркания, дрыганье и махание руками и ногами. На физкультуре в школе это называлось зарядкой или разминкой. Дашка называла это «оживалками», потому что после таких упражнений тело оживало. И настроение ее тоже оживало.
Ещё Дашка любила французский, который она начала учить в четвёртом классе. Ей интересно было читать всю эту абракадабру и вдруг осознавать, что она её понимает. А чтобы запомнить французское слово, девочка подбирала похожее по звучанию русское. Это была очень весёлая и увлекательная игра!
Любила Дашка корову Зорьку, которая всегда смотрела на неё своими умными и чуть-чуть грустными глазами и тяжело вздыхала. Девочке всегда жаль было Зорьку: о чём она грустит, о чём вздыхает?
Любила Дашка колхозного коня Маркиза. Она с забора залезала ему на спину и каталась без седла, без упряжи, уцепившись за гриву. И весело было ощущать, как играют под тобой сильные мышцы коня. И Маркиз, чувствуя на себе лёгонькую девчушку, катал её очень бережно.
А больше всего на свете Дашка любила лето. Любила бегать босиком по горячему, нагретому солнышком, песку, любила, когда это солнышко жгло её голые плечи. Оно никогда не жгло сильно, а всегда любя, ласково. Любила вот такая, разгорячённая солнцем, нырять в речку, вода в которой напоминала парное Зорькино молоко.
А ещё летом был сенокос. В семье это праздник. Первые огурцы в теплице отец приберегал к сенокосу. Яички от кур мама прикладывала к сенокосу. И обязательно пекла душистые, пышные шаньги. Они ехали на дальние луга, там до головокружения пахло травой и сеном. И так здорово было сидеть у костра, хрустеть огурцом, пить чай, пахнущий дымком и заваренными смородиновыми листьями...
Дашка сидела, зачарованно глядя на пламя свечи, рядом лежал забытый учебник истории, а перед глазами девочки стояло солнышко.