Я спустился в овраг и пошел по нему. Какое-то чутье подсказало мне, шепнуло внятно: а ну-ка, парень, не ленись, проверь-ка дальний угол делянки, видишь, там, за молодым осинничком...
Выше омута, по сонно бормочущему перекату, где вода едва до колен, перехожу речку вброд. Вода теплая, легкий пар-туман тихо курится и стелется над нею. Узкий щуренок метнулся из-под ног, спрятался в плавно колышущихся по течению длинных лентах темно-зеленых водорослей.
На берегу бодро обуваюсь и — вперед, в большой лес, на делянку с малиной. Приветливо позвякивают дужки у бидона. Там на донышке перекусон: три куска ржаного хлеба, сало, пара крутых яиц.
Речка скрывается за осокой, таволгой, дубами...
Тихо. Лес поодаль, по периметру вырубки. Тропинка теряется в кустах. Никого. Я один. Но вот загундосил, подруливая ко мне, комар, забасила крупная муха. Вот цвиркнул и смолк кузнечик, захлопали крыльями рябчики: летят стайкой лакомиться малиной. Просыпается делянка, обрастает новыми, утренними звуками.
Из-за леса показывается краешек солнца, оно пока низкое, нежаркое, но понемногу входит во вкус, полнится силой, начинает пригревать. А я зачем-то все стою на дороге. Зачем-то ткнулся носом в тысячелистник, прямо в жесткое пахучее соцветие: чем пахнет? Столько приятного и диковинного вокруг, что не хочется уходить.
Однако — пора. Чтобы руки были свободны, подвязываю бидон к поясу. В малинник лезу, как в воду: разгребая руками ветви...
Бррр! Холодно! Это потревоженные кусты мстят мне росой. Мокрый весь — через минуту. (Так что сходство с пловцом теперь полное.) Но гребу дальше: ягод-то не видать, а если и висят где, так мелкие, прелые, заплесневелые... На одной слизень сидел: мякоть сбоку слизал — штифт оголил. Белый такой штифтик, в мелких шипиках — как щетка. На таких штифтиках крепятся малинины. Механика ясна, а вот сами ягоды — где они? Ау!
Нет ответа.
Долго не отпускал меня от себя пустой малинник, порядком побродил я по его унылым владениям. Кусты попадались всякие: и рослые, тенистые, и низкие, плюгавые, где не укрыться и годовалому младенцу. Встречались и давным-давно обобранные, и такие, на которых и ягод-то быть не должно: молоды еще слишком, зелены.
Солнце полностью вышло из-за леса, начало припекать. Мне стало муторно болтаться без толку по делянке, захотелось домой. Но как появишься пред светлыми очами домашних с таким конфузом? На дне трехлитрового бидона ягод с горсть, не больше. Надо пересилить себя, надо искать. Должен, должен быть где-то нетронутый малинник!
Слепень подлетел, погудел и смолк. Смылся, что ли? Жди-ка! Наученный опытом, оглядываю себя придирчиво... Точно, сидит, шельмец, на брючине, лапами перебирает, прицеливается, куда бы куснуть. Кыш! Взвился в небо, пропал.
Я спустился в овраг и пошел по нему. Какое-то чутье подсказало мне, шепнуло внятно: а ну-ка, парень, не ленись, проверь-ка дальний угол делянки, видишь, там, за молодым осинничком...
Тоненькие деревца залепетали прямо над головой. Их легкие круглые листочки дрожали и дергались, подпрыгивали, переворачивались, толкали друг дружку в безветренном воздухе, как будто полные пригоршни монет подбросили шутки ради вверх и замерли они там, в нескольких метрах над землей, не падают, не рассыпаются.
Это было сильным зрелищем: на фоне безмятежно синего неба потерянно вздрагивали, метались напугано чуткие листья осин. Жалуясь на что-то, предупреждая об опасности? Или, может быть, напоминая извечное: счастья без грусти не бывает?
Не выходя еще из-под сквозящих сводов осинника, почувствовал, обмирая радостно: что-то есть там, впереди... И сразу, в проеме расступившихся вдруг деревьев, ударило в глаза! Кусты сбегали с обоих склонов оврага, и снизу видно было как нельзя лучше: спелые, сочные, душистые, долгожданные ягоды, вот-вот, только тронь, упадут, осыпятся спорым малиновым дождем. Ягоды теснились густо под тяжело пригнутыми к земле терпеливыми ветвями, заботливо, по-матерински укрыты мягкими, серебристо-матовыми с изнанки листьями. Надо ли говорить, как бережно касался я этих ягод, как снимал осторожно эти царские дары с белых легко поддающихся конусообразных стерженьков...
В осеннюю распутицу, в зимние холода хорош и целебен малиновый жаропонижающий противопростудный чай. Пока пьешь его, горячий, обжигаясь, сто потов сойдет с тебя за милую душу, а с ними и хвороба въедливая улетучится!
Заваривать чай можно и листьями малины. Подойдут для этого и веточки, особенно хороши нежные, молодые побеги. Их берут ранней весной, когда они только-только начинают отрастать. В побегах и листьях малины много аскорбиновой кислоты. Есть дубильные вещества, фитонциды. На Руси, кстати, до появления привозного чая долгое время заваривали как раз веточки малины. Только назывался такой напиток не чаем, а взварцем.
Еще малина хороший медонос. Она скороплодна: уже на второй год после посадки может дать заметный урожай. Велик ареал королевы леса. В СНГ — от Прибалтики до Байкала, от северных лесов до жаркой Средней Азии. На Дальнем Востоке, на Среднем Урале, в Западной и Восточной Сибири растет похожая на обыкновенную малина сахалинская — кустарник до метра высотой, но с теми же ароматно-сладкими ягодами.
... Из леса я возвращался другим человеком. Ушла отчуждающая от красоты мира едкая и обманчивая в своей якобы плодотворности иссушающая душу ирония. Теперь я был просто счастлив, ясно, по-человечески счастлив, я был благодарен и лесу и лету безмерно — за их щедрость, бескорыстие, красоту.
На переправе снова булькала приветливо вода, снова щуренок метнулся прочь, улепетывая. И медом пахла таволга, обильно разросшаяся на пойменных лугах...
До деревни путь неблизкий, а дорога, хотя и в гору, не казалась мне трудной. Не оттягивал руку бидон с пушистой крупной малиной, заботливо, чтобы не запарилась, укрытой прохладной листвой.
Бабушка встретила встревоженная: «Что так долго? Не заблудился?» Хлопотливо засуетилась у печки...
И вот на середину просторного дубового стола выставляется весомая миска с упревшими за день щами. Ноздреватые румяные блинки ловко, как на салазках, съезжают с умасленной сковороды, решительно плюхаются в большую белую тарелку. Пол-литровая кружка с топленым молоком выметывает аж под самый потолок тонко вьющийся душистый пар. Крупно нарезанный пористый хлеб обнаруживает заманчивое сходство с кусками сотового меда.
А под занавес, на десерт, насыпать в горячую густоту топленого молока сладкой прохладной малины...
Объедение!
