С стремления знать о противнике всё, начинается история разведок, контрразведок и всего прочего. К сожалению, кинематографисты этим зачастую пренебрегают...
Чтобы пояснить читателю, что я имею в виду, сразу приведу пример. Скажем, перехватила наша русская сторожа в поле ордынского всадника. На что надо обратить внимание прежде всего? Прежде всего надо пересчитать, сколько у него в колчане стрел: по законам Золотой Орды их должно быть ровно сорок ― боевых, сигнальных, зажигательных. Вот и смотри, русский ратник, сколько из них было уже использовано степняком. Если не хватает сигнальной, значит, уже успел подать своим знак о встрече с русичами. Если нет зажигательной, то не он ли запалил селение, дым от которого стелется вдоль горизонта?
Раньше для создания фильмов, связанных с армией, боевыми событиями, привлекались военные консультанты. Это же относилось к оформлению всяких выставок о Великой Отечественной войне, музейных экспозиций и т.д. Теперь же творцы, стремящиеся самовыразиться, передать собственное «видение» войны, консультацией знающих людей зачастую пренебрегают.
«За зимнюю кампанию на Востоке»
Известно, к примеру, что после разгрома в 1941 году немецких войск под Москвой Гитлер для утешения своего воинства учредил особую медаль ― «За зимнюю кампанию на Востоке», которую германские солдаты прозвали «Орденом мороженого мяса». Эта награда стала в вермахте самой массовой, не считая Железного креста со всеми его градациями: её были удостоены все, кто остался тогда в живых. Прикреплённая к мундиру захваченного разведчика или языка, она служила надёжным индикатором правдивости его показаний. Какие бы байки ни рассказывал пленный: мол, сам он чуть ли не коммунист, из рабочих, только что командирован на «Остфронт» с грузом фуража, эта медалька на его мундире говорила: он врёт. А вот у наших кинематографистов она то и дело светится на солдатах фюрера... лета 1941 года.
Железный и Рыцарский кресты.
Ещё чаще наши изыскатели, рисующие облик врага, путаются с такими понятиями, как кресты Железный и Рыцарский; никак не разберутся, что дополнительной наградой к первому были «дубовые листья», а ко второму ― «мечи». А это тоже не такой уж пустяк. Если у взятого в плен немецкого офицера Рыцарский крест с мечами, то получил он его за непосредственное и успешное командование на фронте в боевой обстановке; а если без таковых, то перед вами штабной работник, что бы они о себе ни говорили.
Форма и воинские звания.
Наши создатели на экране «зрительного образа врага» порой не разбираются и в германских униформах и воинских званиях. В хорошем фильме «Щит и меч» можно видеть, как военнослужащий с погонами унтер-офицера покрикивает на командира в майорском звании. Такое при германских строгостях с субординацией было попросту невозможно!
Особенно любят наши кинематографисты козырять чёрной «гестаповской» формой при петлицах с эсесовскими рунами-молниями. Ладно ещё, что в «Семнадцати мгновениях» в них щеголяют все штабисты. Так они ещё блещут ими на фронте, в партизанских краях. Можно подумать, что «SS-leute» были столь глупы, что легкомысленно подставляли себя под советские пули.
Мне в отрочестве довелось около года пробыть в Дорогобужском партизанском крае, я видел «прокаты» двух фронтов на Смоленщине, и ни разу не видел гитлеровцев в столь экзотической форме ― все они носили обычную полевую. Это стремление «сваливать» всё на СС и гестапо, чтобы не задеть руководство «братской» ГДР, почему-то продолжается и поныне. К тому же теперь уже и в наших окопах всё чаще появляются подозревающие всех и вся садисты НКВД с их вызывающесиними фуражками при красных околышах.
Полевая полиция.
Много несуразицы и в изображении германской Feldpolizei (полевая полиция). На наших экранах её представители чем только не занимаются: допрашивают пленных, ищут партизанское подполье, участвуют в облавах... Хотя на самом деле это была обычная для каждой армии служба, подобная нашей комендантской: патрулировала улицы, проверяла документы у своих военнослужащих, выявляла самовольщиков, просрочивших увольнения, дезертиров. Похоже, на наших создателей фильмов произвёл неизгладимое впечатление внешний облик фельдполицаев, особенно висящие у них на груди огромные светящиеся полумесяцы.
Вражеское оружие.
Бывают нелады у наших кинематографистов, создающих произведения о войне, и с вражеским оружием и боевой техникой. Подчас чуть ли не все немцы вооружены у них парабеллумами и шмайсерами. Хотя парабеллумы полагались лишь младшим офицерам, а старшие были вооружены вальтерами. Что же касается шмайсеров, то ими было вооружено лишь 40% личного состава вермахта, остальные ― винтовками. А у нас как-то стало привычным показывать на экранах сплошь автоматчиков с засученными по локоть рукавами.
Кстати, со шмайсером получился курьёз. Оказывается, автомата с таким названием на вооружении гитлеровской армии не было! Хорошо всем нам знакомые по кинохронике автоматы в руках немецких солдат ― это две довоенные системы МР («Maschinenpistole»). Что же касается автомата шмайсер, то он был задуман как тяжёлый, штурмовой. Но его производство не заладилось: выпущенный малой пробной серией, он так и не был принят на вооружение вермахта. Но очень уж название эффектное ― шмайсер! И пошло-поехало.
А почему сложилось впечатление, будто все немецкие пехотинцы вооружены не винтовками, а автоматами? Оказывается, кинооператоры норовили снимать вступление пехоты на наши уже разбомбленные, снесённые артогнём и проутюженные танками позиции, где солдатам оставалось лишь добивать наших раненых. А для этого автомат был куда как «удобен».
Вражеская техника.
Не всё ладно и с показом вражеской техники. Например, в очень популярном фильме «А зори здесь тихие», к сожалению, не обошлось без кинематографических натяжек. Вот девушки-зенитчицы сбивают из пулемёта низко кружащийся над ними немецкий самолёт-разведчик Фокке-Вульф-189, который бойцы наши называли «рамой». Но ведь он как раз прославился тем, что считался «несбиваемым», так как был недосягаем для наших средств ПВО. Кроме того, его экипаж состоял лишь из пилота и наблюдателя, и он никак не мог выбрасывать десанты, да ещё в количестве 16 человек! И что это драматическое приукрашательство добавило к подвигу отважных девушек во главе с их старшиной?
И ещё: нужно не только знать боевую технику противника, но и достоверно показывать способы боевого на неё воздействия. Подчас диву даёшься, видя на экране такой кадр: на батарею прёт немецкий танк, а её командир подаёт расчётам нелепую команду: «По танку! Прицел тридцать ноль-ноль... Огонь!». Как бы мы, учившиеся в разное время в школе, реагировали на такой пассаж: «Острый угол в 180 градусов». А ведь 30-00 это и есть 180° только в артиллерийском измерении. Выходит, на экране нам показывают, будто командир приказывает в вертикальной плоскости развернуть ствол орудия в обратную сторону и палить по своим!
Германский противогаз.
Однажды мне довелось по надобности заглянуть в один из солидных московских музеев. В одной из витрин, посвящённых вооружению и оснащению немецкого пехотинца времён войны, вижу очень знакомую мне гофрированную коробку от противогаза, которую их солдаты носили на бедре слева. А под ней надпись: «Термос германского солдата». Рядом гид, объясняю ему, что произошла путаница ― это НЕ термос, а коробка для размещения в ней противогаза. Меня благодарят, обещают доложить дирекции, уточнить...
Прошло с полгода, и судьба снова привела меня в музей. На всякий случай прихватил инструкцию по германскому противогазу с рисунками и пояснениями. Словно чувствовал, что «термос» по-прежнему занимает своё место. Так и вышло. Меня снова благодарят, даже извиняются за недоразумение. С тех пор боюсь подходить к той витрине ― а вдруг снова увижу, из чего солдаты фюрера распивали свой кофе...
Но это ― мелочи, а есть и кое-что посерьёзнее, пострашнее, отголоски чего до сих пор прокатываются по нашим полям и лесам.
Ошибки кинематографов не так страшны, как ошибки совершённые комндованием РККА во время Великой Отечественной войны.
Опознавательный жетон.
С первых же дней войны стало известно, что в германских Вооружённых силах каждый военнослужащий носил на шее металлический жетон в виде овальной пластинки с двумя рядами кодированных цифр и прочерченной линией разлома между ними. Это был личный номер для идентификации, а проще говоря ― для опознания его владельца. Он так и назывался ― опознавательный знак (Kennzeichen).
Попадёт, скажем, солдат фюрера в госпиталь без сознания, с повреждёнными документами или вообще без них ― с его опознанием нет проблем. По коду в его медальоне через штаб немедленно определят его личность. Если же военнослужащий погиб, то половинку его медальона отламывают и посылают в штаб для учёта и извещения близких. В любом случае солдат не будет значиться в числе «пропавших без вести».
У нас же вместо того, чтобы перенять у противника эту весьма эффективную систему воинского учёта, было придумано нечто несусветное. Каждому военнослужащему вручался эбонитовый завинчивающийся пенальчик, который армейские чиновники ничтоже сумняшеся нарекли «смертным медальоном». «Эй, Иванов! ― кричал новобранцу каптенармус. ― Иди, распишись за получение «смертника»!». Это, конечно, не очень-то вдохновляло даже не суеверных людей. Поэтому мы, всем миром хоронившие в Смоленском крае наших погибших, редко находили при них медальоны с адресами родных и близких для направления «похоронок». Чаще всего в пенальчиках хранились иголки с нитками или щепотка для последней в жизни «закрутки».
Беда приходила, когда немцы в медальонах у пленных или просто убитых находили такие записки. И тогда через громкоговорители на наши окопы неслось: «Бойцы и командиры Красной Армии! Сдавайтесь, переходите на нашу сторону, как сделал рядовой такой-то. Он передаёт привет своим родителям». Далее следуют их имена-отчества, точный адрес. К чему это приводило, нетрудно себе представить. Клеймо предателя, наложенное на замученного в плену или геройски павшего в бою красноармейца, влекло за собой репрессии в отношении его родных и близких.
Потом «смертные медальоны» в РККА отменили. Теперь, отравляясь в любой рейд в тыл врага, бойцы обязаны были сдавать старшине документы, награды, фотографии. На операцию шли безымянные... В результате пропавшие без вести стали исчисляться в РККА сотнями тысяч.
Таких «безымянных» я вместе со своими сверстниками-мальчишками обнаружил в пойме Днепра после освобождения нашей Смоленщины в сентябре 1943 года... Семь человек в истлевшей униформе из 1941-го. Они лежали, заняв круговую оборону. При них проржавевшее оружие, ни одного патрона, никаких документов. Чувствовалось, что, попав в засаду, они отбивались до последнего. Вскоре мы поняли, почему немцы так и не подошли к погибшим, ― драма разыгралась на минном поле, ко времени нашей находки уже заросшем. Стало ясно: это была наша героически погибшая разведка. Семеро «пропавших без вести», а на самом деле ― семеро Героев Советского Союза!
Таковыми они и ушли из жизни, словно оставив нам всем завет: врага надо знать в лицо, а предавать забвению своих ― безнравственно и преступно.
