После смерти Тристана и Изольду похоронили в разных могилах, но кусты жимолости, выросшие на них, срослись. Их вырубили, но наутро они опять сплелись...
Живая изгородь.
«Какое странное название, красивое и необычное!» — подумаешь невольно. И как оно подходит этому растению, тоже очень красивому, особенно в мае–июне, когда белые, или жёлтые, или розовые, или красные соцветия с чудесным ароматом покрывают его ветви и длинные вьющиеся плети: в роде жимолостей есть и деревья до пяти метров высотой, и кустовидные формы, и лианы. Жимолость — замечательный медонос, отчего англичане называют её honeysuckle: от honey — мёд и suckle — вскармливание грудью дитя.
Русское же имя её, столь необычно звучащее, исконно славянское. Как показал ещё в 1910-е годы лингвист А.Преображенский, изначальная его форма — общеславянское зимолист: это растение не сбрасывает зимой свою листву; впрочем, наряду с вечнозелёными встречаются в роде жимолостей и листопадные виды.
Жимолость издавна ценилась как кормовая культура при разведении мелкого рогатого скота (оттого во многих европейских языках она зовётся козий лист).
За красоту своего долгого обильного медоносного цветения и нарядной густой листвы она столетиями культивировалась как садовое растение, часто применявшееся для оформления живых изгородей. В средневековой валлийской поэме «Битва деревьев» (XI–X века) говорится об увитой жимолостью ограде. Английский философ Ф. Бэкон в трактате «О садах» (1625) советовал сажать жимолость возле дома, поскольку она «испускает наилучший аромат вокруг себя). В XIX веке жимолость начали выращивать в цветочных горшках на подоконниках домов. Упоминания об этом можно встретить в сказках Андерсена.
Панацея.
«С каждым годом на участках всё чаще появляются всё новые сорта этой культуры», — отмечают ботаники О.А. и А.В. Ганичкины. — Ценят её не только как украшение декоративных садовых арок, калиток, оград, беседок. Жимолость — самая ранняя ягода: она созревает раньше земляники. Отсюда её старинное русское имя готовик — «бодрый, быстрый, немешкотный, поспевающий всегда к сроку» (В.И. Даль). Немцы называют её Heckenkirsche (вишня изгородей): плоды у жимолости сочные, «кисло-сладкие, с приятной горчинкой; очень вкусны они толчённые с сахарным песком», — делятся с читателями кулинарными секретами О.А. и А.В. Ганичкины.
Но своё латинское название лоницера жимолость получила не по имени садовода или кулинара. Первое научное описание растения составил знаменитый врач эпохи Немецкого Возрождения Адам Лоницер (1528–1586). Все части её — ягоды, цветки, листья, корни, ветки, кора — используются в народной медицине как лекарственное сырьё. Особенно полезны ягоды: они снижают артериальное давление и считаются лучшим средством при авитаминозах.
Узы любви.
«Так жимолость душистая ствол дуба любовно обвивает», — говорит лесная фея Титания в комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». Душистая жимолость, обвившаяся вокруг древесного ствола, издревле служила в литературе и фольклоре символом любовного союза. «Каприфолий (жимолость — В.Б.) — узы любви», — сообщает старинная книга «Язык цветов, или Описание эмблематических значений, символов и мифологического происхождения цветов и растений. Посвящение прекрасному полу».
В древнеирландской саге «Повесть о Байле Доброй Славы» о сватовстве ульстерского королевича Байле к лейстерской королевне Айлин и о гибели влюблённых в день свадьбы, над могилами любящих выросли два дерева с их головами. Через семь лет деревья срубили и сделали из них дощечки. В канун Самайна, кельтского Нового года, отмечавшегося 1 ноября, верховному королю Ирландии Кормаку (226–266) принесли эти дощечки. «И тогда одна сама прыгнула к другой, и они соединились так, как жимолость обвивается вокруг ветви; и невозможно было разъединить их».
Об этой легенде ирландский поэт-филид сказал: «Того, что хранят нам древние песни, не понять неразумному слуху». Так жених и невеста соединились навеки брачными узами, до которых в краткой земной жизни дожить им не было суждено.
Древо ноября, древо мая.
Поздняя осень, когда сельскохозяйственные работы закончены и закрома полны, была временем свадеб не только у кельтов, но и у славян. На Руси оно начиналось с праздника Покрова (1/14 октября), на Британских островах — с Самайна: вместе с нарождающимся годом начинала совместную жизнь новая семья. Праздничный зал украшали ветвями вечнозелёных «зимолистых» растений — напоминанием о том, что жизнь природы не угасла и что вслед за зимой придёт весна. Самайн был праздником священного брака верховного бога-громовника Дагды, почитавшегося в образе дуба, с зимней богиней-жимолостью Морриган, олицетворявшей природу, женское начало и верховную власть. Самайн был днём воцарения Дагды. Со своей облачной конной свитой грозный бог, потрясая оружием, мчался по ночному небу.
Когда же кончалась зимняя половина кельтского года, наступало 1 мая, Бельтайн — первый день лета, праздник, когда жимолость — символ богини — чтили уже не как вечнозелёный «зимолист», а как исполненный цветенья воплощённый символ весны.
Похожую метаморфозу претерпевает весной и сама Богиня. Согласно шотландской легенде, осенью злые силы зимы заколдовывают её и превращают в Кайллелах (гэльск. старуха). Она проносится всюду по воздуху с магическим жезлом, от прикосновения которого замерзает всё живое. Но весной Морриган-Кайллелах отправляется на остров Юности, где в лесу находится источник молодости. Там при первом блеске рассвета, она вновь обретает молодость и становится богиней весны — Бригитой. Шотландская легенда, пишет этнограф И.Н. Гроздова, рассказывает о том, как злые силы зимы «держат Бригиту в плену на своём острове, пока за ней не приезжает рыцарь Энгус Вечноюный на своём белом коне, который, несмотря на все препятствия, освобождает её, и они вступают в брак».
В языческой мифологии кельтов священным деревом юного бога любви и весны Энгуса Мак Ока был орешник; ореховый прут, обвитый жимолостью Бригиты, символизировал священный брак этих языческих божеств, совершавшийся 1 мая, в праздник Бельтайна, временем помолвок, когда молодёжь воспевала в своих песнях любовь.
Вечное возвращение.
Одну из таких песен перевела на французский язык и пересказала на куртуазный лад Мария Французская (1150–1216) талантливейшая поэтесса Средневековья, долгие годы жившая при английском королевском дворе.
Главный её шедевр — сборник из 12 лэ — стихотворных новелл любовного и фантастического содержания по мотивам кельтских легенд. В прологе Мария сообщает, что заслушиваясь лэ, которые распевают британские сказители, она захотела перевести их для того, чтобы познакомить с этими «нежными песнями» своих соотечественников.
«Лэ о жимолости», по утверждению Марии, сочинено не ею: «Мне лэ понравилось одно, зовётся «Жимолость» оно». А написал его, по преданию, Тристан по просьбе Изольды. Содержание его традиционно для майских песен. «Отослан Марком-королём Тристан-племянник в отчий дом на юг Уэльса. Целый год он там в отчаянье живёт». Но год проходит, вновь наступает май — пора весны и любви, и Тристан тайком возвращается в Корнуолл, чтобы повидаться с милой. Узнав, что королевская чета в праздничной процессии едет через лес, Тристан бросает на их пути перевитый побегом жимолости прут орешника: «Орешник, вырезанный здесь, обвитый жимолостью весь, от самой кроны до корней, навеки тесно связан с ней. Но чуть разлучит их беда, они погибнут навсегда. Орешник станет вмиг сухим, и жимолость зачахнет с ним. Мой друг, так оба мы, увы, умрём в разлуке, я и вы». Сам он прячется в чаще у дороги. Королева, увидев сплетшиеся орешник и жимолость, поняла, что это знак от Тристана, и поспешила в чащу к своему милому. «Но расставанья пробил час, и слёзы катятся из глаз. Тристан в Уэльс идёт опять» — влюблённые расстаются до новой весны, до нового мая.
Легенда о том, как племянник корнуэльского короля Тристан полюбил жену дяди ирландскую королеву Изольду, об их преданной любви и трагической гибели, сложилась в VII веке и, видимо, под ней есть исторические основания. В Корнуолле, в Фауи близ замка Тинтангель, где, по преданию они жили и были похоронены, археологами раскопана каменная плита с огамической надписью, из которой явствует, что её установили в память Тристана. В майской же обрядности влюблённые стали персонажами календарного мифа.
«Жан Кокто очень проницательно назвал свой сценарий, написанный на наш сюжет, «Вечным Возвращением», — комментирует литературовед А.Д. Михайлов. — Вечно возвращаться — удел Тристана». Возвращаться к Изольде каждый май и снова покидать её, чтобы через год вернуться в день, когда зима сменится летом, в весенний праздник Бельтайна.
После смерти Тристана и Изольды, рассказывает философ и литературовед М.М. Бахтин, «их похоронили в разных могилах, но кусты жимолости, выросшие на них, срослись. Их вырубили, но наутро они опять сплелись».
Монумент в виде куста жимолости.
Прошли века, старые языческие боги забылись, и жимолость в современной европейской культуре символизирует не священный брак божеств весны, а Тристана и Изольду, их любовь трагическую, роковую и неразлучную.
«Этот мотив стал мотивом надгробных семейных памятников, — рассказывает М.М. Бахтин. — На кладбище Пер-Лашез — могила Абеляра и Элоизы: монумент в виде куста жимолости, знаменитая архитектурная арка.
Эта маленькая реальная история — параллельная истории Тристана. Абеляр жил в Париже в доме каноника, давал уроки его дочери Элоизе. Абеляр полюбил её, но он клирик, профессор Сорбонны. Недопустимая любовь. О ней узнали. Дядя Элоизы подговорил людей. Абеляра кастрировали». Влюблённые приняли монашеские обеты. Но «продолжали любить друг друга и переписывались на церковной латыни. Это единственная в мире переписка. Они обмениваются мнениями, советами. Отрывки, цитаты — и тут же столько любви и страсти…».
В 1817 году останки Абеляра и Элоизы перенесли из монастырской церкви в Аржантее на парижское кладбище, и памятник над могилами этой легендарной четы, зрительно воплотивший поэтический образ легенды о Тристане и Изольде — образ жимолости, соединившей надгробия любящих, — сразу стал невероятно популярен.
«Среди тысяч могил на кладбище Пер-Лашез есть одна, мимо которой не пройдёт, не остановившись, ни мужчина, ни женщина, ни юноша, ни девушка, — вспоминал Марк Твен, посетивший Францию в 1867 году. — Это гробница Абеляра и Элоизы. Все посетители кладбища останавливаются перед ней в задумчивости; парижские юноши и девушки, чьи сердца разбиты, приходят сюда лить слёзы и вздыхать; многие несчастные влюблённые даже из далёких провинций совершают паломничество к этой святыне, чтобы, стеная, оплакивать здесь свои горести и снискать благоволение светлых теней этой могилы, возлагая на неё цветы».
Старые песни.
Под дождём встретился с любимой герой стихотворения современного ирландского поэта Остина Кларка: «Приоткрылся рот в поцелуе, и жимолостью накрыло нас, а не дождевой пеленой».
Жимолость, как символ уз любви, прижилось в литературах стран, расположенных далеко за пределами земель исконно кельтских.
«Маленькой женщине» — героини стихотворения турецкого поэта Назыма Хикмета «Великан с голубыми глазами» (1930), грезившей о «маленькой», неприметной, но верной и вечной любви, «всё время в мечтах являлся маленький дом, где растёт под окном цветущая жимолость».
Тристаново «Лэ о жимолости» Марии Французской и парижская надмогильная жимолостная арка Абеляра и Элоизы припомнились О.Э. Мандельштаму, написавшему весной 1937 года, незадолго до ареста и гибели:
Я молю, как жалости и милости,
Франция, твоей земли и жимолости.
«Сретенский корень, пепел и мёд. Табак, апельсиновая корка и миндаль. Утиное крылышко, чертополох и полынь. Крыжовник и лепестки роз» — так озаглавлены разделы книги стихов и песен Вероники Долиной «Бальзам» (2000). В разделе «Рождественская хвоя, жимолость и перо совы» стихотворный цикл «Жимолость» воскрешает вечные образы легенды о Тристане и Изольде:
Как жимолость в густом лесу
Орешника обнимет ствол,
Так обнимала королева
Возлюбленного своего.
В рыцарских романах, балладах и песнях Средневековья, сложенных о Тристане и Изольде, Бог на стороне любящих. За великое страдание, за великую любовь им прощаются земные грехи — в этом смысл легенды. «Имена Тристана и Изольды стали синонимами истинно любящих», — пишет академик А.Н. Веселовский. Их именами называли детей. Побеги жимолости и эпизоды легенды резчики изображали на капителях колонн готических храмов, ибо Бог есть Любовь.